. . .

В психологии творчества существует (и отчасти прекрасно работает) закон Геннекена-Рубакина, классическая формулировка которого такова: «Литературное произведение действует только на тех, чьим выражением оно служит» или, если более широко: «Всякое литературное произведение оказывает наиболее сильное действие на того читателя, психическая организация которого наиболее аналогична, то есть представляет наибольшие сходства с психической организацией автора этого произведения».

Далее я стану цитировать то, что вчера переворотило мне сознание. Потому что для того, чтобы это случилось, необходимо было услышать (слух чтения) от определенного, определенного в строгом порядке случайности, человека. Итак:

читать дальше«Только в очередной раз сказать, что чтение – процесс творческий, и вообще создание и восприятие искусства – процесс творческий, ещё ничего не сказать. Здесь суть: его развивающий смысл; творчество как рост. В творчестве личность ведь не только проявляется, но и проявляет себя, и развивает. При условии, конечно, что человек открыт развитию.

Поясню. Классический вариант закона идеально работает лишь в применении к автору и почитателям, закрытым развитию. Они потому-то между собой по душевной организации и схожи, что ни тот, ни другой не хотят развиваться; расти им не хочется. Рост это ведь значит делать открытия. Значит – мучительный поиск неизвестного без гарантии на успех; переходы в новое качество. Но прежде – болезненное столкновение; преодоление сопротивления; снятое в итоге противоречие. Рост – процесс крайне драматический. И счастливый одновременно. А ещё – требующий труда.

<…>

Инсайт [зрителя] (озарение, складывание в целостную картину) в творческом процессе чтения служит свидетельством акта развития. То же касается и автора. Каждый момент творческого процесса может стать для его роста, если он открыт развитию, полной неожиданностью. Чтобы талантливо описать жизнь беспризорника, не обязательно им быть. В творчестве талант на то и талант, чтобы, когда надо, беспризорником стать. Его можно за счет творческих качеств, подчинившись творческой задаче, взять и в себе взрастить. И с тем размыть границы применения закона Геннекена-Рубакина до той крайней диалектической точки развития личности автора в творчестве (эта точка объективируется в творческом продукте), в которой личность в своей старой формации снимается. Среди современных исследователей эту точку развития проницательнее всех узрела в талантливой статье «Сеятель очей (слово о Л.С. Выготском)» О. Седакова. «Идея возможного, будущего или вечно рождающегося человека как субъекта творчества и его адресата – главная тема анализов Выготского, - пишет она. - <...> Автор вещи искусства приводит нас в место своего внутреннего рождения, рождения нового человека, которого не было до этого опыта, человека, создающего эту вещь – или создаваемого ею. Зритель, если соучастие его адекватно, переживает в нём собственное рождение, рождение других возможностей, других “глаз”». Это всё так, если творческий процесс автора и почитателя открыт развитию.

Те же, кто развитию закрыт, довольствуются душевным застоем. Их устраивает то, что есть, а не то, что могло бы быть. Они отказываются трудиться, преданно оберегая закон Геннекена-Рубакина, ибо по своей сути идея развития им враждебна. Она – угроза стабильности их замкнутого мира ценностей и переживаний. Счастье для них: творчество, обернувшееся изживанием. В нём проекция личности автора (в широком, не психоаналитическом смысле) для почитателя, словно приманка. Чего в ней больше: сознательного или бессознательного... всего достаточно. В ней пышным букетом представлены механизмы психологической защиты, в символической форме оголяющие бессознательные комплексы и архетипы. Есть тяготящие сознание тревоги, проблемы и огорчения. Всему этому вместе взятому экспрессивно дается выход.

Всё это, само собой, можно найти и у творческой личности, открытой развитию. От изживания никто не застрахован. Искусство при прочих насквозь субъективно, почему в свое время Б.Г. Ананьев и обрушился с критикой на Л.С. Выготского, сделавшего всё возможное, чтобы искусство обезличить: нет и не может быть психологии искусства без анализа личности творца. Разница между авторами только в том, что открытый росту автор, вбирая в своё творчество изживание, его как бы перерастает. Он делает его надличностным, превращая в творчество-созидание (в узком смысле слова). Это уже, по выражению В.Т. Кудрявцева, «трансцендирующая» личностная позиция.

Автор же, чурающийся развития, так и ютится в границах своей личности. Неспособный перерасти себя, он, словно в болоте, вязнет в собственном творчестве, которое личности не делает качественного приращения. Почему? Потому, что не ориентировано на новое; потому, что творчество только пользуют в качестве средства изживания. Не делает оно приращения и почитателям. По тем же самым причинам. В силу закрытости мерило таланта автора для них — их личность и настроение. Будто про них Протагор сказал: «Человек есть мера всех вещей». Они действительно судят по себе. <…>

Кстати, именно им – автору и почитателям, закрытым развитию, - искусство обязано тем, что все суждения об объективных критериях творчества в искусстве нивелируются. Что считать талантливым, а что бездарным – можно спорить до хрипоты, и каждый останется при своём, в качестве подмоги всегда имея возможность сослаться на классический вариант закона Геннекена-Рубакина, который в данном случае их оправдает. Пусть немногочисленная, но у любого автора обязательно найдется группа поклонников, кому его настроения окажутся созвучны». (с) Р. К.

Как сильно это всё прошлось на мой (и, думаю, не только мой) счет. Просто кованными подошвами по груди, но ведь – всё правда. А понять, что это правда, что так – есть, я могла, прочитав это лишь в источнике, который сумел бы убедить меня безоговорочно. Потому что когда ты слышишь о подобном не раз и не два с самых разных сторон, потом нужна только одна контрольная пуля в висок. И я её нашла. Или она нашла меня.

Красота упадка, творчество изживания, «Тот, кому это близко, поймет», - и никакого созидания, потому что первичное во мне – саморазрушение изнутри. Я сутки думаю только об этом. Я сутки думаю о том, что и как менять. Я пытаюсь понять, что это вообще такое – созидать.